Чудовища из Норвуда [litres] - Кира Измайлова

Как раз вовремя – грохнула дверь, провернулся ключ в замке, прозвучали тяжелые шаги.

– Триша? – позвал Грегори, распахнув дверь в мою комнату. – Триша? Где ты?!

Представляю, что он увидел – пустая темная комната, смятая постель, и только холодный ночной ветер из приоткрытого окна шевелит занавески…

Хорошо еще, моего запаха в этом доме хватало – Грегори промчался мимо меня, не учуяв. Я же понимала, что останавливать его нельзя. Все должно решиться этой ночью, иначе, даже если он переживет ее, то весну может уже и не встретить…

– Быстр-рей, – потребовала кошка и дернула меня лапкой за подол. – К р-розе!

Я бежала во весь дух, но нагнать Грегори, конечно, мне было не под силу. Его и призовой скакун бы не настиг!

Выдохшись, я остановилась, и тут Чернушка, невесть как угнавшаяся за мной, снова мяукнула:

– Пр-рячься! Кр-ругом… кр-ругом…

Я, кажется, поняла, что она пытается сказать: Грегори отправился к своей розе, но поблизости может оказаться фея, и, выскочив прямо на нее, я вряд ли сумею что-то сделать. Значит, надо обойти то место кругом и по возможности незаметно… Но как? Листва уже облетела, деревья стоят голые, все аллеи видно на просвет… Все да не все!

– Дух ели, помоги! – попросила я высокую голубую ель. – Укрой меня!

– Сюда… – шепнула она, приподняв пушистые лапы. Под ними было как в шалаше! – Иди вдоль аллеи до можжевельника. Там – за живой изгородью, к соснам, а они скажут…

– Спасибо, – ответила я, нырнув в темноту.

Идти приходилось на ощупь: если снаружи было еще хоть что-то видно в пробивавшемся сквозь тучи свете луны, то под деревьями было хоть глаз коли! Глаза, кстати, я берегла, а то напорешься этак вот на сучок…

Еловые лапы поднимались одна за другой, стоило мне коснуться их рукой, а потом я выбралась к зарослям можжевельника и, признаюсь, порядком исцарапалась, пробираясь между кустами. Тут вовсе приходилось двигаться едва ли не на четвереньках – можжевельник все же пониже елей.

Чернушка бежала впереди, указывая дорогу. От черной кошки темной ночью проку было бы мало, если бы она не оглядывалась то и дело, и тогда я видела, как сверкают в лунном свете ее глаза.

– Быстр-рей… – торопила она, и я спешила, как могла. – Тс-с-с… Пр-ришли…

Я затаилась под приземистой сосной – та опустила густые ветви, пряча меня в пахнущем душистой хвоей шалаше.

Из моего убежища мне хорошо виден был Грегори – конечно, он успел сюда первым, – и роза, перед которой он стоял на коленях. Вернее, то, что от нее осталось…

И без того чахлый куст был вырван из земли чьей-то недоброй рукой, изломан, что там, буквально искрошен и втоптан в землю! Где уж там в сухой траве затерялись лепестки, и гадать смысла не было.

– Тс-с-с… – снова зашипела Чернушка, и я зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть: лунный луч, прорвавшийся сквозь тучи, упал на землю, и из этого луча соткалась призрачная фигура.

«Вот, значит, как она обманывает, – пронеслось у меня в голове. – Прекрасная фея в белых одеждах… Как бы не так!»

– Это ты? – спросил Грегори, подняв голову. – Конечно, кто же еще… Что, устала дожидаться, пока я сдохну сам, решила покончить со мной чужими руками?

– Я лишь помогла бедной девочке, которая так хотела спасти тебя, – негромко засмеялась фея, и смех ее прозвучал серебряными колокольчиками. Нет, не серебряными… Ледяными. – А она, представь, вбила себе в голову какую-то ерунду. Видишь, что натворила по недомыслию…

– А лошади ей зачем понадобились? – зачем-то спросил Грегори.

– Как зачем? Чтобы напоить землю живой кровью коней, которые ходили в одной упряжке, и вырастить новый цветок для тебя, – ответила она. – В подобные ночи возможно и не такое, бедняжка и не усомнилась.

Я поняла, что сейчас зарычу от злости. Ладно, Летти глупа, но кто, спрашивается, вложил ей в голову такие бредни? Кто заморочил ее настолько, что девчонка собралась лишить жизни зверей, которых знала и любила с детства, которые доверяли ей, ради призрачной цели? Не могла Летти в самом деле любить Грегори Норвуда, ведь она видела его единожды, и то напугалась мало не насмерть! И уж подавно не знала, что любить такое чудовище – это не единовременный подвиг, а каждодневное испытание, и не для слабых духом…

Чернушка успокаивающе прихватила мою руку когтями, и я опомнилась, поняв, что ухитрилась приревновать Грегори к собственной племяннице! Впрочем, будь он не так осторожен и внимателен, мог бы и перепутать нас с нею, а тогда… Ну да я говорила об этом с духами деревьев: лошади понадобились Летти не для кровавой жертвы, а для того, чтобы создать видимость побега, как мы и думали. И мной она прикинулась (вернее, фея придала ей мой облик), чтобы сподвигнуть Грегори на какое-то деяние, о котором он потом пожалеет… Правда, зачем нужно было делать это, если роза уже погибла? Чтобы он поверил – это моих рук дело, и тогда… что – тогда?

«Роза пустила корни в его душе, – припомнила я. – И цветок еще может расцвести, если живы корни. Розу вырвали из земли, оставалось выкорчевать ее из души Грегори, и тогда конец настанет обоим. А что, как не мое предательство, отравило бы его душу? Счастье, что он не поверил!»

– Что дальше? – спросил Грегори, помолчав. Лунный свет посеребрил его голову, и мне на мгновение показалось, будто он начинает стареть, чтобы за одну ночь превратиться в иссохшего старика, как его отец. Но нет… в самом деле показалось! – Моя судьба меня мало заботит, я знаю, что мне конец. Но я хочу попрощаться с Тришей, я обещал ей…

– Нет, мой дорогой, – прошелестела фея, – умирать тебе в одиночестве, потому как твоей подруги здесь нет.

– Где она?!

– Это не важно, – повторила фея и засмеялась. – Ты уже никогда ее не увидишь! Не сверкай глазами, Грегори Норвуд, ее больше нет. А сейчас не станет и тебя. Не противься, мой милый, я не сделаю тебе больно…

Чернушка впилась когтями мне в руку, и я крепче стиснула рукоять кинжала. Мне показалось, что он немного светится в темноте, но… не время для фантазий!

Сосна бесшумно приподняла тяжелые лапы, и я встала позади феи. Можно было ударить ее в спину или перерезать глотку, но… ее длинные волосы и покрывало струились по ветру, и было так удобно схватить их и намотать на кулак, как сделал Грей Норвуд, спасая брата! И еще я рывком развернула ее лицом к себе – мне хотелось посмотреть в глаза этой твари…

…В непроглядно-черные, без блеска, бездонные глаза, лишенные даже тени человеческого чувства, – жуткие дыры в пустоту на мертвенно-белом лице. Фея была красива, но настолько чуждой, нечеловеческой красотой, что я содрогнулась от омерзения, словно схватила жабу или что похуже… Немудрено, что Грегори не польстился на нее!